Говорят, тогдашний парижский патологоанатом часа на два залип перед витриной, а затем почмокал губами, заявил:
- Это ж чудо что за мамзель!
И тут же распорядился снять с лица покойницы гипсовый слепок, а по слепку изготовить посмертную маску.
Мастер, делавший слепок сказал:
- Это ж охренеть, что за баба!
И тут же сделал кучу гипсовых копий. Парочку оставил себе, а остальные распихал по парижским комиссионкам. Там маски заприметили лучшие представители парижской богемы, те ещё некрофилы, дружно сказали:
- Вот такую ля фам мы давненько шерше!
И тут же растащили гипсовые лица по своим богемным норкам. И лет сорок вдохновлялись мёртвой бабой, что очень обижало баб живых, отчего маски эти неоднократно бывали биты ими вдрызг.
Как-то эту маску увидел Владимир Набоков, сочинил стих:
" Торопя этой жизни развязку,
не любя на земле ничего,
все гляжу я на белую маску
неживого лица твоего."
И тут же с чистой совестью переключился с некрофилии на педофилию.
К середине двадцатого века восторги слегка поутихли, да и две мировые войны слегка успокоили любителей неживого, но тут одной фирме поступил заказ на изготовление манекенов для отработки навыков оказания первой помощи. Манекен сделали быстро, но, как оказалось, кукле нужно было лицо. Вот тут кто-то экономный и вспомнил про знаменитую покойницу, сбегал домой, порылся на чердаке, откопал старую гипсовую маску, сказал:
- А хрен ли моделям платить!
И тут же наштамповал миллион резиновых копий.
С тех пор так и повелось, что маски для учебных манекенов делают по одному установленному образцу, и каждый год всё новые и новые курсанты, желая освоить дыхание рот в рот, целуют в губы эту несвежую парижскую утопленницу.
Что, согласитесь, несколько странно. Хотя, что с неё возьмёшь? Француженка.
Свежие комментарии