В силу разного травматического опыта такое переживание может ощущаться как очень небезопасное, именно поэтому чем ближе мы друг к другу, тем может быть страшнее, все скелеты вылезают из шкафа и смотрят нам в лицо своим ужасающим оскалом.

И люди сбегают из близости двумя способами: в изоляцию и в слияние.

В момент обнаружения различий интересов и потребностей возникает конфликт «я хочу одного, а ты хочешь другого». И если хотеть чего-то своего в детстве было небезопасно (меня накажут), то я сбегаю в изоляцию. А если для меня было небезопасно, когда другой хочет чего-то своего (бросает меня), то я сбегаю в слияние, отказываясь признать право другого человека на свои желания и требуя от него, чтобы он удовлетворял мои желания. И получается, что один догоняет другого.

Еще два варианта таких сбеганий бывает в виде того, что в изоляцию посылается другой (я его выгоняю), а в слиянии отрицаются свои интересы (я позволяю другому меня съесть, подменяю свои интересы его интересами, чтобы не создавать противоречий).

Обычно мы пользуемся всеми четырьмя вариантами в разных ситуациях и с разными людьми.

Не сбегать ни в изоляцию, ни в слияние — это оставаться в моменте обострения противоречий, признавая свое право и право другого человека на свои потребности, но не требуя от другого их удовлетворения. В этом месте нужно просто сесть и увидеть эти противоречия и поставить вопрос: как нам в здесь и сейчас при наличии твоих и моих желаний, не предавая себя и не насилуя другого, поступить.

Именно в этом месте и происходит близость: ты можешь быть собой и я могу быть собой. Если мы в этот момент доброжелательно друг к другу относимся, начинается сотрудничество, мы ищем третий вариант, и происходит развитие как самих отношений, так и каждого их участника в отдельности.

Есть такая шутка: два еврея — три мнения, она как раз об этом.

Анна Паулсен